Смерть — великая и страшная тайна, и самое таинственное в ней — момент отделения души от тела. Люди, которые легкомысленно говорят о смерти, люди, кончающие жизнь самоубийством, глубоко несчастны и слепы! Ведь самоубийство губит только тело, но не бессмертный дух, который с позволения тела перейдет в вечность и однажды воссоединится с тем же, хотя и измененным, телом. И тогда на самоубийцу будет приходиться не только его нравственное поведение на земле, но и насильственное прекращение его земной жизни через самоубийство. Освобождая себя от временных страданий самоубийством, он подвергает себя самоубийством еще большим страданиям в будущей жизни. Человек не должен покидать своего поста на земле, пока Тот, кто послал его сюда, не призовет его.Даже в дохристианском языческом мире самоубийство часто осуждалось человеком.
В каждом тупике лабиринта жизни есть быстро открывающаяся выходная дверь с надписью «самоубийство». В разных ситуациях, по разным причинам, мотивам и соображениям, как вода, мчащаяся по узкому горлышку воронки, мысль человека, сокрушенная страданием, устремляется к самоуничтожению… Страдание есть тайна, понятная лишь немногим, хотя открыт для всех. «По жизни твоей… света нет… все кончено… все бесполезно…» – шепчутся судороги души, и какая-то цепляющая и притягивающая сила (как успокаивающая!) ведет к бегству от страданий. «Мир… Освобождение… Это в моей власти». Какие? это ужасный вопрос. Что в моей власти? Нажать на курок?… И тут открывается вера отчаявшейся души.
Ведь у человека есть свободная воля: призвать на себя волю Божию, явленную в Евангелии, или не признать ее и таким образом предать себя злой воле демонов, оставленных Богом. И поэтому есть грех к смерти (1 Иоанна 5:16). Грех против жизни. Бог повелел апостолу любви написать о нем, потому что это грех против любви, убийство своей любви к Богу: самоубийство. Церковь не может проводить панихиду или панихиду по самоубийце. С пением Трисвятого Церковь провожает его останки на кладбище, отдавая усопшего Богу, каясь в нем перед Святой Троицей. И — помолиться за него Творцу тайно. Но Церковь не может дать другой песни, потому что всякая другая песня была бы ложной, а Церковь никогда не говорит лжи.«Благословен путь, иди выше сегодня, душа, яко уготовано тебе место упокоения» (prokeimenon de sepultura), не может сказать Церковь, зная весь ужас души, добровольно отделившейся от тела. Не может Церковь сказать и о том, что усопший возлагал надежду на Бога («На Тебя уповаем, Творец и Строитель и Бог наш…» – слова панихиды). И Крест не ставится на самоубийцу. Бог был распят на Кресте, претерпев человеческую жизнь, весь ее позор и всю ее боль.Не может Церковь сказать и о том, что усопший возлагал надежду на Бога («На Тебя уповаем, Творец и Строитель и Бог наш…» – слова панихиды). И Крест не ставится на самоубийцу. Бог был распят на Кресте, претерпев человеческую жизнь, весь ее позор и всю ее боль.Не может Церковь сказать и о том, что усопший возлагал надежду на Бога («На Тебя уповаем, Творец и Строитель и Бог наш…» – слова панихиды). И Крест не ставится на самоубийцу. Бог был распят на Кресте, претерпев человеческую жизнь, весь ее позор и всю ее боль.
