Эвтаназия (от греч. εὖ (eu) — хороший, эпический. «хороший, красивый, храбрый, благородный» и θάνατος (танатос) — смерть ) —
- термин, используемый в богословии для обозначения блаженного конца христианина, исполненного благодати Святого Духа (ср. (Откр.14:13));
- термин, используемый в современном светском языке для обозначения предания смерти (прекращения жизни) «безнадежно» больного человека.
Все то, что мы, христиане, называем «христианским концом», о котором говорится в церковных молитвах, у древних греков называлось эвтаназией, «блаженным концом». Термин «эвтаназия» тогда означал мужественную, благородную смерть.
В Требнике при молитве за больных есть прошение, в котором священник просит Бога исцелить тяжелобольного и страдающего человека или призвать его к себе. Таким образом, реализуется своего рода прошение об ортодоксальной эвтаназии, но в применении к воле Божьей. Это очень важное и существенное отличие эвтаназии, которая сегодня принимается практически как самоубийство, от ее первоначального православного содержания.
Эвтаназия – нравственное зло или уважение к свободе личности?
Архиепископ Евгений Горячев
Эвтаназия — моральное зло или уважение к свободе личности? Вопрос эвтаназии, добровольного ухода из жизни неизлечимо больного человека, активно обсуждается в последние годы, но мы услышим от архиепископа Евгения Горячева, преподавателя Санкт-Петербургской духовной академии, о том, что думает Церковь по этому вопросу.
Даже тому, кто не очень хорошо знаком с этими понятиями, ясно, что самоубийство и эвтаназия — это две разные вещи. Но все же Церковь почти уравнивает их, относится к обоим негативно, почему?
Я бы сказал, что Церковь относится к самоубийству менее критично, чем к эвтаназии, потому что самоубийство можно разделить на добровольное, скажем так, потеря смысла жизни, в этом случае это акт теомахии, и самоубийство в состоянии аффекта. Или, например, есть даже категория людей, которые не хотели жить, чтобы сохранить свою моральную чистоту.
Церковь канонизировала нескольких девственниц-мучениц, которые бросились с башни, отказавшись быть изнасилованными врагами, захватившими монастырь. Таким образом, мы видим, что случаи окончания жизни, добровольного ухода из жизни, разнообразны. С эвтаназией есть еще одна проблема. Скажем, Иуда, если вернуться к теме самоубийства, осуждается Писанием, думаю, я выражу здесь свою мысль, не потому, что он предал Христа, мы помним другого предателя, апостола Петра, а потому, что он не позволил Богу исцелить рану, нанесенную этим преступлением. То есть, фактически повесившись, он не позволил Богу исцелить его, как Он исцелил апостола Петра. И поэтому преступление Иуды подразумевает необратимость, невозможность дать жизнь тому, кто получил ее от Бога.
Возвращаясь теперь к теме эвтаназии, можно сказать, что легкая смерть, ибо именно так переводится этот термин, обычно связана с доброй волей человека, то есть с его настойчивым желанием уйти из этой жизни. Хотя, конечно, в этой концепции, в этой реальности есть и определения. Почему? Потому что, например, если человек находится в коме, родственники могут настаивать на эвтаназии, с их согласия прекращение жизни может быть осуществлено. Но в обоих случаях Церковь относится к этому отрицательно, потому что давать жизнь — это прерогатива Бога, а человек может дать согласие жить и уйти из этой жизни только тогда, когда захочет Бог, а не когда захочет он сам.
Бывают ситуации, когда жизнь человека становится невыносимой для него и для окружающих его людей, и в таком случае его преждевременный уход будет воспринят с благодарностью, облегчением, разве это не благочестиво?
Сразу же на ум приходят мысли о прикованном к постели человеке без шансов на выздоровление и его молитва к собственной совести: «Я не хочу больше обременять этих людей заботой о том, что я страдаю, кроме того, мои страдания действительно невыносимы, поэтому, не терпя себя, я хочу, чтобы и другие люди перестали терпеть эти мучения, поэтому я добровольно ухожу из этой жизни». В этой формулировке мы видим определенное отношение к страданию. Страдание рассматривается как абсолютное зло, которого следует всячески избегать. Ну, а поскольку в моем последнем слове ссылка на термин «крест» относится к «отречению», мы видим, что Бог не только не отрекается от страданий, но видит всю бездну человеческих страданий, разделяя их с Ним на кресте.
Вот, скажем, библейская книга Иова рассказывает о человеке, который перенес столько страданий, что это кажется метафорой. Напомню вам, что этот человек за короткое время потерял все свое имущество, своих детей, свое положение в обществе, а он имел очень возвышенный статус, и свое физическое здоровье. И вот, выброшенный из города, он сидит на мусорной куче, скребя свое пораженное проказой тело обломком глиняной черепицы. Его жена, которая не могла вынести этого, сказала: «Трахни Бога и ты умрешь».
Иов отвечает ей: «Неужели я должен благодарить Бога только за хорошее, что появляется в моей жизни, за плохое я должен стать борцом за Бога? Бог дал, Бог взял». При всем этом Иов не согрешил, поэтому мы понимаем, что страдания — это часть жизни, и важно правильно сориентироваться в тот момент, когда страдания посещают меня. Мне кажется, когда мы отказываемся от такого опыта, мы обедняем себя и тех, кому даем возможность проявить милосердие, заботясь о нас.
Нет ли исключений? Ведь известно, что разные страны по-разному определяют себя в этом вопросе.
Это зависит от того, о каких исключениях идет речь. В определенный момент, а это начало 21 века и конец 20 века, мы видим, что какое-то законодательство, допустим, если мы говорим об Америке, это законодательство каких-то штатов. Европейские страны на государственном уровне высказываются за или против эвтаназии, но в данном случае речь идет об утверждении этой политики, и мы видим, что процесс набирает обороты, потому что количество смертей в результате эвтаназии растет. В 2004 году их было 250, в 2008 — уже более 300, но дело не в том, как это видит большинство обывателей, потому что я считаю, что процесс эвтаназии и закрепление ее в государственном законодательстве связаны именно с распадом общества. Поэтому вопрос не в том, как на это отреагирует то или иное правительство, а в том, как на это отреагирует общество.
Сейчас мы рассуждаем с христианской точки зрения, которая довольно консервативна, поэтому законы есть законы, но наше моральное отношение к этому исходит из вполне определенных законов. И возвращаясь ко второй части вашего вопроса — могут ли быть исключения — я бы, конечно, утверждал, что могут. Здесь необходимо различать некоторые нюансы.
Например, если мы говорим о положительной стороне, скажем, о положительном смысле, который мы все еще можем извлечь из идеи эвтаназии, я бы сказал, что здравый смысл отделяет эвтаназию, как добровольный уход или как нежелание родственников ухаживать за безнадежным пациентом, от того состояния, когда врачи объявляют смерть мозга, а все остальные органы продолжают функционировать. В этом случае жизнеобеспечение на самом деле не является жизнеобеспечением. Это сложный вопрос.
И есть, скажем так, логика эвтаназии, которая ведет к неонацизму, потому что Гитлер, уничтожая физически и умственно неполноценных людей, исходил именно из этой идеи. Сначала мы воспринимаем страдания как зло и помогаем человеку уйти из жизни, затем начинаем думать о людях, которые родились такими, неполноценными, и говорим, что уничтожение уродов — это акт человечности, а потом от уродов переходим к несовершенству детей. Начать убивать внутриутробно или после рождения детей с недостатками — это явный неонацизм.
Я бы также сказал, что эвтаназия препятствует моменту морального выбора не только со стороны человека, который хочет предать себя смерти и пройти через легкую смерть, но и со стороны тех, к кому обращаются за помощью. В конце концов, казалось бы, что вы хотите расстаться с жизнью, это ваш выбор. Это нехорошо, вам придется отвечать за это перед Богом, но это ваш выбор. Так почему же вы втягиваете в это других людей через законодательство или путем личного убеждения?
Потому что врач в этом случае становится соучастником. И как бы вы ни говорили об этом как об акте милосердия, это все равно прерывание жизни третьей стороной, которое является убийством. Это лишение жизни. Этому человеку придется иметь дело со своей совестью, а также с Богом, если он верит в Него, а если не верит, то, как мне кажется, и с Богом. Поэтому я бы сказал так: эвтаназия в христианском восприятии имеет такую образную систему оценки.
Я думаю, что каждое кладбище — при всем том, что оно может быть мусульманским, еврейским, кришнаитским, атеистическим — всегда имеет что-то общее. Это надпись на самом памятнике: дата нашего рождения и дата нашего ухода из жизни. Поэтому мы не заказывали дату нашего рождения и не должны заказывать дату нашего ухода из жизни. Но что объединяет все кладбища и все надгробия, так это линия между датой рождения и датой смерти — это расстояние. Мы входим в нашу жизнь и проходим это расстояние, как спортсмен, у кого-то очень короткая линия, у кого-то длинная, а у кого-то очень длинная, но главное — не сойти с этой дистанции. У человека могут быть разные успехи в начале, в середине или в конце жизни, но самое главное — пройти эту жизнь до конца или, говоря словами персонажа романа Камо Градеши, «Мы смогли жить, мы сможем и умереть». Мне кажется, что способность умереть означает также принятие страданий как части этой жизни. Потому что если бы Бог хотел подарить нам земную жизнь, мы бы сразу оказались в раю. Но он ведет нас через землю, круговым путем, так что получается, что земля — это испытательный полигон. И на этом полигоне нас испытывают, не на счастье, не на материальное процветание, даже не на человеческое счастье. Нас проверяют на человечность, на способность не терять лицо даже в самых сложных обстоятельствах. И если человек проходит это испытание, то после смерти жизнь становится даром.
Без этого испытания не обойтись, ведь речь идет не о спичечных коробках и даже не о муравьях, а о людях, которые только тогда могут быть близки к Богу, пройдя через жизнь и не потеряв своего человеческого облика. И мне кажется, что мера испытания зависит от нашей индивидуальности. Одного посылают нечасто, но, допустим, он споткнется о палец ноги и закричит, вы ему скажете: «Успокойся», а другой — как Иов — глух и нем, у него оторваны руки и ноги, но, тем не менее, он не сломался. Поэтому, когда мы оказываемся в сложной ситуации, необходимо задать себе вопрос: «Действительно ли это невыносимо, или я еще вполне могу это вынести?». Поэтому мне кажется, что не сходить с катушек и воспринимать жизнь как испытание, наградой за которое будет вечность рядом с Богом, — это очень важное отношение для человека, оказавшегося в трудных обстоятельствах.
