Святитель Афанасий

26 июня в России отмечается День всех святых. Служба была составлена профессором египтологии и епископом, который провел около 30 лет в тюрьмах, лагерях и в изгнании.

Епископ Афанасий (Сахаров). 1962 г.

Епископ Афанасий (Сахаров, 1887-1962), исповедник веры, писал в 1950-х годах: «С болью души и тревогой спрашиваю: что будет с великой Россией, со Святой Русью, с ее родными святынями, каково будет будущее русского народа-богоносца? Хочется верить вместе с поэтом, что Россия, пройдя тернистый путь, воскреснет, искупит грех века великими страданиями, и Господь вновь воззрит на нее с любовью и сотрет больше, чем снег.

Владыка горячо любил Россию и смотрел на мир через лики русской святости. Его епископское служение в своей церкви длилось всего три года, остальное время — около 30 лет в тюрьмах, ссылках, лагерях и без работы, и все это без ропота и отставки. В конце своего пути в 1955 году Владыка писал своему близкому другу отцу Иосифу Потапову: «Ты знаешь, как я любил и люблю служение Богу, как я обожал заниматься им. Вы знаете, что я любил поклонение и любил его исполнять. Но ни разу я даже не задумался о том, что был лишен этого комфорта в течение стольких лет.

Поклонение было моим утешением, и это жертва, которую Ты, Господь, избрал для меня. Да будет святая воля Твоя. Я никогда не жалел о том, что мои братья на свободе, а я в тюрьме. Я вспоминаю слова Святейшего Кирилла (Смирнова — ред.). Когда в 24-м году на его вопрос: «Почему Его Святейшество принимает Красницкого? (один из лидеров «Обновления», «протопресвитер», которого власти требовали назначить в Высший церковный совет — ред.) — услышал я ответ: «Мое сердце болит от того, что так много архипастырей находятся в тюрьме. И они обещают освободить их, если я приму Красницкого. Владыка Кирилл ответил: «Ваше Святейшество, вы не думаете о нас, епископах. Мы теперь годимся только для тюрем…». Как красиво сказано!»

Символично, что для праздника Всех Святых в Земле Российской просиявших иконографию и тексты богослужения организовал епископ, который своей собственной мучительной жизнью стал символом смирения, мягкости, доброты, терпения, добродушия, сердечности — лучших христианских русских качеств.

Египтолог Борис Тураев отобразил в службе горечь эпохи

Синаксис всех святых, просиявших в земле Русской. Значки. Расположение святых по сторонам света, от корня, Киева с его Лаврой, к ядру, Москве, вокруг образа Святой Троицы, с московскими святыми, стоящими у алтаря Успенского собора в Кремле, венчается короной, Северной Фиваидой, и увенчивается чудотворными иконами Богоматери Владимирской, Казанской, «Знамение».

Службы всем русским святым совершаются во второе воскресенье после праздника Живоначальной Троицы.

Имена русских святых расположены в порядке празднования в той части Всенощного бдения, где особо почитаемые святые обычно поминаются на ектении Святой вечерни перед освящением хлеба. Этот список был составлен Владыкой Афанасием по частям во время его путешествий между тюрьмами и лагерями во исполнение поручения, полученного им тогда еще простым иеромнихом вместе с египтологом профессором Борисом Александровичем Туравским от Поместного Собора Русской Православной Церкви 1917-1918 годов, составить полный помесячный список русских святых и их служений.

Борис Александрович внес большой вклад в подготовку Поместного Собора и его деятельность. А в службе Всех русских святых раскрылся его дар к гимнографии. Первоначальная идея просто дополнить древнее почитание русских святых, написанное гимнографом XVI века монахом Григорием из монастыря преподобного Евфимия Суздальского, была оставлена, и пришлось разрабатывать оригинальные тексты. Борис Александрович Тураев составил тропарь на службу, 4-й глас:

«Граждане Иерусалима верховного, / от земли нашей просиявшие / и угодившие Богу во всех чинах и во всех подвигах, / придите, помянем, вернемся: / всех блаженных женщин и девушек России, / помолимся Господу, / чтобы Он помиловал ее от гнева Своего, / исцелив ее сокрушение, // и утешил верный народ Свой».

В первой строфе Великой вечерни: «Приидите, Соборы России, воздадим благодарение всем святым земли нашей…». Борис перечисляет лики русской святости с сердечной теплотой. Почти каждый текст, составленный им для службы русским святым (куда, помимо вышеупомянутых стихир и тропаря, входили афон и икос, первая стихира на ектении, Слава и ныне в панихиде, стихира после 50-го псалма, Слава на Евхаристии и ряд канонических песнопений), содержит гнев против безбожных разрушителей веры.

Собор проходил в то время, когда уже начались гонения на Церковь и проливалась кровь новых мучеников. По этой причине служба профессора Бориса Тураева запечатлела горечь эпохи, скорбь утраты и разлуки со святыми современниками, продолжателями русской святости, но и торжество их рождения для Неба, для их мужественного заступничества у Престола Божия.

Эти тексты говорят о покаянии, и в них предсказано, что путь этого покаяния для необъятной России будет долгим.

В торжественных стихирах в разных частях Божественной литургии, в 50-м псалме и в Евхаристии говорится, что святые, будучи мучимы, изранены и убиты сынами мира сего, дали нам образ терпения в своих страстях и просят об избавлении нашей родины от ее бедствий; гонимые и мучимые, они радуются и веселятся на небесах по благодеяниям.

В некоторых тропарях канона, составленных Борисом Тураевым, молитва о помиловании Отечества, об избавлении от голода, озлобления и греховной вражды обращена к святым Борису и Глебу, а молитва о том, чтобы научиться уверенно принимать Православие — к преподобномученику Афанасию Брестскому и отроку Гавриилу Белостокскому.

Особенно хору понравился тропарь 9-й темы канона, также сочиненный Борисом Александровичем:

«О великие родственники наши, названные и безымянные, явленные и неизвестные, достигшие Сиона на небесах и получившие много славы от Бога, утешьте нас, находящихся в беде, восстановите нашу упавшую веру и соберите лишенный веры народ, приняв от нас, как дар, песнь благодарения».

Здесь традиционная гимнография древнего мученичества актуализируется реалиями гонений ХХ века: гнев Божий обрушился на Русь, Россия сокрушена, вера упала в сердцах народа; народ скорбит, томится; многие впадают в грех междоусобицы; сыны века сего, как и прежде, обрушиваются на верных, некоторые получают оскорбления, раны и смерть.

Но благодаря молитвам русских святых, явивших образ терпения в страданиях, православие можно исповедовать с дерзновением, не боясь врагов, ибо страдания радостны, обещая награду на небесах; приходят тяжкие скорби, но защита Божией Матери всесильна. Предание было одобрено на Соборе незадолго до его закрытия 8 сентября 1918 года, а после рассмотрения 18 ноября Патриархом Тихоном и Синодом, оно было спешно опубликовано мелким шрифтом с помощью митрополита Сергия (Страгородского), который предложил ряд изменений, в частности, другой тропарь русским святым, переработанный вариант тропаря вселенским святым, в котором не затрагивался вопрос о гонениях:

«Как красный плод спасительного посева Твоего, / Земля России приносит Тебе, Господи, всех святых, просиявших там». / Их молитвами даруй Церкви и нашей родине защиту Богоматери Милосердной в мире, о Всемилостивейшая.

13 декабря 1918 года епископам был разослан указ о восстановлении праздника, а 16 июня 1919 года был разослан текст нового посвящения. Но работа над ним продолжалась. Его молодому сотруднику, иеромниху Афанасию, который составил канон по регионам России (1. гимн был для первых святых, 3. для южных, 4. для московских, 5. для новгородских, 6. для северных, 7. для ростовских, 8. для казанских и восточных, 9. всем святым, перечисляя и новомучеников), профессор Тураев, отобравший лучшие образцы стихов из различных служб и вдохновивший их прекрасными текстами, снова и снова высказывал свои мысли по улучшению службы, в том числе полученные от членов собора и других специалистов по гимнографии, изучавших службу:

«…Хорошо бы включить в канон стихотворение, посвященное Грузии, — ведь святая Нина и святая Тамара стали для нас почти родными….. Петроград обойден и оскорблен».

22 июня 1919 года Борис Александрович Тураев вместе с протоиереем Николаем Чуковым молился в Петроградской университетской церкви апостолов Петра и Павла, где он был пресвитером, согласно тексту недавно составленного посвящения русским святым. Но уже в августе церковь была закрыта, а через две недели под руководством Бориса Александровича состоялось открытие церкви в частной квартире на Белуховской линии в доме № 8. Вечером 27 августа 1919 года (небольшая) церковь была освящена в честь всех русских святых, после чего было совершено всенощное бдение, а утром 28 августа протоиерей Николай Чуков отслужил первую литургию.

Тем временем власти начали кампанию по вскрытию мощей, а почитаемый русский святой, иеромнихий Афанасий (Сахаров), вместе с духовенством Успенского собора во Владимире служил постоянные молебны у оскверненных мощей.

В 1920 году Борис Александрович умер. Он оставил благодарную память в сердцах многих как человек, полностью преданный Церкви, ученый мирового значения, сам создавший выдающийся труд «История Древнего Востока», как «замечательный человек, излучающий «свет вечного неба» и привлекающий души своих учеников», и как бескорыстный помощник своих коллег. Недаром кафедру Древнего Востока Восточного факультета Санкт-Петербургского университета иногда называют Тураевым. Могилу ученого в Александро-Невской лавре часто посещают востоковеды, а его коллекция древностей украшает Египетский зал Эрмитажа. Его последователи не раз свидетельствовали о том, что его молитвы помогают ему в жизни и науке.

В лагерях владыка работал сторожем, счетоводом, инкассатором, бригадиром лаптеплетной бригады

Слева — епископ Владимирский и Волынский Тадеуш (Успенский), 1908 год. Справа стоит архиепископ Корнилий (Соболев). Фото: википедия

Через год после смерти Бориса Туравского его соратник по разработке службы был удостоен епископского сана: настоятель Владимирского монастыря архимандрит Афанасий (Сахаров) стал епископом Ковровским в 1921 году, несмотря на угрозу и, как оказалось, своего рода пророческое предупреждение со стороны чиновников ГПУ накануне его рукоположения:

«Пока ты архимандрит, тебя будут ссылать в пределах Владимирской области, а когда ты епископ, тебя будут репрессировать в пределах страны».

И действительно, с первого ареста в 1922 году, после которого Владыка был освобожден, было еще 10 арестов, а всего к 1954 году Владыка провел в неволе около 29 лет: из них около 6,5 лет в ссылке (Жирянский край, Туруханск, Омская область) и более 21 года в тюрьмах и «горьких работах». В промежутках между периодами заключения Владыка иногда находился на свободе, но вне служения епархии. Владыку держали в тюрьмах: Владимир, Вятка, Ленинград — временный и «Кресты», Новосибирск, Красноярск — временный и внутренний, Туркуч, Иваново — временный и внутренний, Ишим, Омск, Москва — внутренний, Таганка, Лефортово, Бутырь, Краснопресненск.

Некоторые расследования сопровождались пытками. Епископ Афанасий отбывал тюремное заключение в лагерях: Соловецкий, Беломорско-Балтийский, Онежский, Сибирский, Мариинский, Темниковский и Дубравладзе. Самый длинный путь пешком — во время транзита в Онежский лагерь — составил 400 километров.

В лагерях владыка работал на лесоповале, заготовке леса, строительстве дорог, полевых работах, был сторожем, бухгалтером, сборщиком, уборщицей, бригадиром бригады лаптежников, выполнял самые простые работы.

Все эти годы, на фоне многочисленных бедствий, праздник русских святых был самым важным днем в жизни святого Афанасия. Арестованный осенью 1922 года, он провел эту службу 10 ноября в камере № 17 Владимирской тюрьмы с 11 священнослужителями, среди которых были иерархи — монсеньор Тадеуш (Успенский), Никандр (Феномен), Корнилов (Соболев).

Службе предшествовало вдумчивое обсуждение текстов и устава службы, в частности, были заданы вопросы о необходимости дополнить ее, чтобы ее можно было совершать не только в воскресенье, на которое есть свои тексты, но и в будний день. Было решено установить еще один праздник, трехдневный, начинающийся с поминовения святого князя Владимира и продолжающийся пением русских святых, а в третий и последний день — панихидой по всем усопшим подвижникам Русской Церкви и строителям Святой Руси, церковным и государственным деятелям.

Ольга Владимировна Косик, исследователь подвигов Афанасия Владика, отметила на третий день памяти: «В включении поминовения непросвещенных подвижников Руси в торжества была интуиция великого святого, который своим духом чувствовал необходимость молитвенного объединения всех деятелей Руси, которая еще не была оценена по достоинству. Здесь проявилось национальное чувство святого Афанасия — его ощущение неразрывной связи русских святых со всей страной, всем народом, давшим этих святых. Служба является словесной иконой не только Русской Церкви, но и всей Святой Руси, освящающей этот дивный образ молитвой, памятью и любовью.»

Походный храм владыки Афанасия, антиминс для которого он освятил 1 марта 1923 года в 121-м изоляторе Таганской тюрьмы, был храмом Всех святых, в земле Российской просиявших. В своих письмах он часто называл день их празднования «праздником моей Церкви».

В 1934 году Владыка совершил Божественную литургию в тайной церкви своего друга, иеромниха Иеракса (Бочарова), в Лосинке (Московская область). Во время всенощного бдения была освящена картина, которую написала Мария Николаевна Соколова (монахиня Юлиана) по длинному и подробному описанию Владыки.

Нина Владимировна Трапани, опекун о. Иеракса, вспоминала: «Владыка совершил малую вечерню, после чего освятил картину. Затем следовало торжественное всенощное бдение с песнопениями службы, написанными самим Владыкой (первое издание). На этот раз Владыка служил с иподиаконом. Людей было довольно много, хор из нескольких человек пел просто, хорошо, хотя и тихо.

Служба была торжественной, и настроение у всех было праздничным. Утром Владыка совершил литургию и службу перед святой иконой вместе с о. Гиераксом. Затем изображение было упаковано и взято с собой. Сейчас картина находится в трапезной церкви Троице-Сергиевой лавры как дар Владыки. Владыка совершил еще несколько богослужений в Лосинке. Он также посещал о. Серафима Б[итюкова] в Загорске, где также служил в домовой церкви…».

В 1936 году Владыка в последний раз посетил Лосинку; уходя, Нина Владимировна незаметно передала ему билет, который он не захотел покупать сам, чтобы не привлекать к себе внимания. Она вспоминает: «С того момента мы уже считались чужими. Я издалека наблюдал, как Владька шел по платформе в льняной блузе, с толстой часовой цепочкой на груди и в большой льняной кепке, в которой он прятал свои длинные волосы. Приближающийся поезд скрыл его от моего взгляда. Правитель покинул Лосинку и больше никогда туда не возвращался. Позже мы узнали, что его снова арестовали и отправили в беломорские лагеря.

На этот раз Владыку обвинили в «связях с Ватиканом» и «с белогвардейцами на Украине», но во время допроса его спрашивали о другом — о причинах отказа подчиниться митрополиту Сергию.

Епископ Афанасий пробыл в Белбалтлаге пять лет. В письме к матери своего сожителя, протоиерея Григория Синицкого, Людмиле, он рассказал, как отмечал свой праздник в том лагере: «Позавчера я получил вашу посылку с сухофруктами. Слава Богу… Ваш неожиданный подарок, после долгого перерыва с посылками, пришел одним из первых, и что знаменательно для меня, он пришел за день до сегодняшнего особенно дорогого и любимого для меня праздника Всех Святых, просиявших на Русской земле, моего праздника в тылу…».

В течение многих лет у Владыки не было с собой богослужебных книг, поэтому даже в праздник Святой Троицы он трижды повторял молитву из воскресной полунощницы, стоя на коленях. Друг епископа Афанасия вспоминал об их совместном пребывании в лагере следующим образом: «Страстная пятница… и мы оказались в лесу, в болотистой чащобе дремучего леса, увязнув в грязи, с опасностью провалиться в так называемые волчьи ямы, засыпанные снегом, и тот, кто в них проваливался, тут же погибал. И в такой обстановке мы исповедовались друг другу (…) мы открывали друг другу все свои сокровенные мысли».

Нам удалось помолиться вместе с единомышленниками, хотя раньше за это могли расстрелять. А в 1940-х годах это было небезопасно.

Ревность об истине не должна переходить во вражду и злобу

Слева — Борис Александрович Тураев. Справа — монах Афанасий (Сахаров) в 1913 году. Фото: wikipedia, historyrussia.org

В лагере в начале Великой Отечественной войны Владыка сочинил «Молитвенную песню за Отечество». Последовательность напоминала покаяние древних, сетования пророков, отречение апостола Петра, призвание гонителя Савла, ставшего апостолом Павлом, и призыв к молитве:

«Помилуй, Человеколюбец, весь русский народ, не только тех, кто кается в своих грехах, но и тех, кто не помышляет о покаянии, кто враждует с Тобой и по злобе своей настроен против Тебя, призови их всех к Себе и тем помилуй их, Господи, Отечество наше, землю русскую и весь народ наш, как добрый, так и злой, укрепи их хорошо, обрати их от зла к добру, милостиво и скоро помилуй их».

Он имел четкую позицию относительно положения Церкви в атеистическом государстве и демонстративно писал Председателю Совета Министров СССР Маленкову, что идеология верующего и служителя Церкви не соответствует советской идеологии и он не может разделить радость от успехов атеизма, но подчеркивает: «Я горячо люблю свою родину, и все ее горести и все ее радости — мои горести и радости».

Может показаться странным, что скромный протоиерей уже тогда находился в оппозиции к митрополиту Сергию (Страгородскому), который возглавлял церковное управление во время длительной изоляции митрополита Петра (Полянского) в 1930-х годах. Среди представителей течения, не признававшего церковную политику митрополита Сергия, владыка Афанасий занимал позицию, сходную с позицией его близких старших друзей — можно сказать, собратьев патриарха Тихона — митрополита Кирилла (Смирнова) и архимандрита Неофита (Осипова).

Все они считали, что митрополит Сергий превысил свои викарные полномочия и, создав синод и, в частности, требуя послушания ему, узурпировал церковную власть, тогда как если бы он не требовал послушания своим нововведениям, осуществленным под давлением советских властей, его действия можно было бы рассматривать в рамках указа патриарха Тихона от 20 ноября 1920 года о желательной децентрализации церковной власти, когда канонически законная связь с центром была невозможна.

Действительно, как показывают протоколы, власти противопоставляли Тихоновых митрополиту Сергию и наказывали верующих патриарха Тихона за непослушание митрополиту Сергию.

В то же время владыка Афанасий более снисходительно, чем его друзья, относился к церковным таинствам, которые совершали священнослужители, сохранившие верность митрополиту Сергию, заместителю патриаршего Местоблюстителя. Владыка Афанасий не считал грехом для мирян принимать таинства от последователей митрополита Сергия и посещать их церкви, но сам, даже посещая такие церкви, не причащался и не исповедовался в них. Митрополит Кирилл и архимандрит Неофит, напротив, считали, что все, кто добросовестно относится к церковной жизни, не должны принимать таких таинств, а должны свидетельствовать об истине своим неучастием в творящемся беззаконии.

Был и другой аргумент. Владыка Афанасий писал протоиерею Павлу Дашкевичу 29 октября 1954 года: «Среди постановлений Карфагенского поместного собора есть одно (не помню 143-е или 148-е, в разных кодексах постановления Карфагенского собора нумеруются по-разному), которое содержит более или менее следующее содержание: если православный епископ не завидует возвращению церковного имущества, захваченного донатистами, то все епископы поместной церкви разрывают с ним общение, и он должен довольствоваться общением только со своей паствой.

Это создает возможность возникновения ситуации, в которой ортодоксальный, благодатный, некоммунизированный или запрещенный епископ, недостаточно энергично защищающий интересы Церкви, подвергается своего рода церковному бойкоту со стороны других епископов и их паствы.

Мы с митрополитом Кириллом основывали свою позицию в то время на этом правиле начала 1930-х гг. Мы поминали одного первоиерарха Московского Патриархата (митрополита Петра (Полянского) — ред.) и не поминали за него временно управляющего церковными делами (митрополита Сергия (Страгородского) — ред.), не поминали имя викария, даже если он управлял епархией за отсутствующего. епархиальный епископ, так и не был возведен в сан во всей епархии.

Когда … 45 Я и два моих брата (иеромнич Иеракс (Бочаров) и протоиерей Петр Щипков — ред.), узнав о происшедшей перемене (избрании патриарха Алексея (Шиманского) — ред.), рассудили: митрополит Петр, несомненно, умер. Общение со Вселенской Церковью происходит через Первоиерарха, возвышение имени которого является внешним знаком этого общения. Новый Первоиерарх (Патриарх Симанский Алексий I — прим. ред.) был назначен при участии всех Восточных Патриархов. Не признать его означало бы заставить замолчать и Восточных Патриархов. Поэтому мы без колебаний решили поднять его имя там, где оно должно…..

Я не осуждаю и не ненавижу тех, кто из рвения поступает иначе, кто разрывает всякое внешнее общение, но только если они делают это из искреннего рвения, а не из вражды.

Я прошу Господа ободрить и научить меня и единомышленников, как нам поступать, чтобы мы не терзались совестью, не грешили против единства Церкви, не умножали искушения и не позволяли себе впадать в грехи гордыни.

Владыка был убежден, что одной дисциплины в Церкви недостаточно. На страже концилиарно-иерархического принципа ее существования стояла иерархическая совесть, согласно которой необходимо было обеспечить богословское понимание жизни Церкви в условиях экстремального вызова.

Статус митрополита Кирилла как первого кандидата в Местоблюстители Патриаршего Завета требовал от него экклезиологического осмысления митрополита Сергия, и это осмысление приобрело определенные черты в переписке его друзей — преподобного Кирилла, Афанасия, Серафима (Самойловича), Дамаскина (Цедрика), архимандрита Неофита (Осипова) и других.

В своих письмах с 1945 по 1950 год Владыка много размышлял о необходимости сохранения истины и единства Церкви. По его словам, усердие в этом отношении не останется неоцененным Богом, но важно, чтобы это усердие не переросло в злобу.

«Что ни праздник русских святых – то слезы и плач»

Святой Афанасий. Фото из его личного дела

Между 1918 и 1945 годами из всех богослужебных книг в СССР только пять молитвенников небольшого объема были изданы в Харькове и Уфе. Это тем более примечательно, что в 1946 году Московской Патриархии удалось опубликовать Доксологию всем святым России, хотя и с поправками, исключающими все, что связано с гонениями на Церковь.

Хотя автор службы, владыка Афанасий, в то время находился в лагере, он не поминал митрополита Сергия; первое издание службы было подготовлено «контрреволюционным», с точки зрения властей, Поместным Собором в 1917-18 годах, а второе — эмигрантскими кругами в Париже в 1930 году! В письме к архимандриту Сергию (Голубцову) в 1955 году Владыка позже назвал версию 1946 года «искажением первоначальной службы».

В 1940-х и 1950-х годах посвящения на некоторые из двенадцати великих праздников были опубликованы в отдельных брошюрах, а отдельные литургические тексты печатались в «Православном литургическом календаре и указаниях». Владыка Афанасий участвовал в этих публикациях после освобождения из тюремного лагеря в 1955 году, но публикация указаний и текстов гимнов прекратилась с 1958 по 1968 год.

Владыка глубоко переживал гибель Русской Церкви, написав своему другу отцу Иосифу Потапову: «Как в стихе мученику Аврааму: ‘О великий дар городу Владимиру! Как богатства небесные в вонь привели! Мощи мученика Авраама являются утешением для всех». Сначала они лежали без присмотра в склепе в боковом алтаре, потом были в музее, а теперь их убрали и оттуда…! Ужасно, ужасно… каждый праздник русских святых — слезы и плач…».

Его многочисленные письма Патриарху Алексию I, начиная с 1945 года, оставались без ответа, но когда представилась возможность, в 1955 году Патриарх предоставил ему достойную пенсию и работу в литургической комиссии, которая, однако, продлилась только до 1958 года. Он всей душой стремился к этой работе, объясняя в письме к своей матушке Людмиле Синицкой свое давнее желание собрать все богослужения, которые были изданы отдельно и остались в рукописном виде, исправить и дополнить их и сделать более понятными для современных людей:

«И вот я подумал про себя, что я один из немногих оставшихся экспертов по уставам и книгам Церкви (хотя я и сам прекрасно знаю, что я эксперт, но только «эксперт» в перевернутой запятой). Я начал с тревогой думать о том, что если в ближайшее время у меня не будет возможности осуществить свои предложения, начать эту работу, то она вообще не начнется, и то, что я уже собрал и сделал, погибнет, хотя я чувствовал, что это очень нужно и полезно для Церкви Божьей.

Поэтому я написал Патриарху… по-прежнему никакого движения, только люди, близкие к патриарху Алексею, настойчиво советуют мне писать больше.

И я вижу в этой задержке указание на то, что время еще не пришло, на то воля Божья для осуществления моих планов. Смирись, гордый человек. Поэтому я решил пока воздержаться от новых шагов. Когда придет время и мои предположения окажутся верными, Господь Сам направит и организует.

Но Господь переживает и моменты радости. В одном из писем 1954 года он благодарит Марию Николаевну Соколову за икону русских святых и выражает радость, что первой церковью, освященной в Троицкой лавре после долгих лет забвения, стала церковь в их честь. Владыка пишет о своем желании навсегда передать икону в родную Лавру и просит написать на обороте иконы ее историю, что она была написана Марией Николаевной в особом новом составе в 1934 году и освящена епископом Афанасием в сослужении отца Иеракса (Бочарова) и хора Никольского православного храма в Кленниках. Владыка призывает Марию Николаевну самой стать гимнографом: сочинять службы для тех святых жен, для которых существуют только тропари.

«Моя самая заветная мечта — подготовить материал для нового издания полного Протокола Великого Служения, в котором были бы собраны все посвящения и молитвы, когда-либо написанные и напечатанные где-либо, — писал Владыка Афанасий. — У меня их уже много собрано, и я думаю, что сохраню их. Но мне также пришлось бы составить множество других. В частности, многие посвящения святым нуждаются в перекомпиляции».

Владыка также был озабочен составлением своего «Слова похвального на Собор всех русских святых» и просил архимандрита Сергия (Голубцова) найти способного студента Академии, чтобы он выполнил эту работу в качестве кандидатской или магистерской диссертации с необходимыми исследованиями и ссылками на летописи: «…Прославление каждого святого в одной, двух, не более трех фразах должно быть не столько результатом ораторского таланта составителя.

Эти панегирики должны быть составлены из характеристик наших святых, выбранных из летописей о них, из древних житий и других памятников. Надгробные речи должны быть составлены как можно более точно по выражениям памятников. «Слова хвалы» должны быть не сочинены, а собраны.

Связь почитания русских святых с темой гонений на Церковь очевидна. Но если для каждого страдальца путь на Голгофу ведет к небесной славе, то разрушение православия на земле, упорядочение общества по греховным законам ведет к бесчестию Церкви в глазах общества, к унижению и скорби для Церкви. И в этой скорби молитвы русских святых — надежда не столько на освобождение, сколько на сохранение евангельского духа, преемственности традиции, сохранение таинств в сокровенной жизни Церкви, пусть и в условиях внешнего разрушения.

Следование канону гимнографии и личное творчество

Афанасий (Сахаров) Ковановский и протоиерей Иосиф Потапов. 1950-е годы, город Петушки, Владимирская область. Фото: https://k-istine.ru/

Невероятное смирение епископа Афанасия не позволяло ему считать себя автором Посвящения, так как он глубоко ценил сокровища богослужебных книг, и прежде чем создать собственный текст, он отобрал лучшие стихи и стихиры из всего корпуса песнопений, чтобы приспособить их к разработанному порядку Канона, в соответствии с регионом русских земель или по торжественным стихирам.

Это собирание материала не было механическим, но было плодом его прежнего знания глубочайших мыслей и прекраснейшей красоты литургических последований, ибо на протяжении всей своей ссылки Владыка старался пересказать распорядок дня, как он находил в письмах с зимней дачи, где он снимал угол у своей хозяйки, которая часто уезжала на рыбалку и едва имела время для полноценной молитвы за будничными застольями и самыми неотложными ежедневными обязанностями.

Владыка всегда готовился к текстам, изучая житие каждого русского святого. Его любовь к святым питала его душу, его любовь к каждому человеку как образу Божию, а его книги памяти с тысячами имен людей, встреченных в лагерях, на турбазах, живых и умерших, произвели неизгладимое впечатление на его духовных детей, как и его долгая неустанная молитва за них.

Приверженность канону гимнографии и личное творчество нашли гармоничное сочетание в его преданности русским святым. Его осторожное отношение к творениям святых гимнографов, твердое желание соблюдать все тонкости устава сочеталось со смелостью художника, который хотел использовать все мелодии и образы Церкви для украшения богослужений и создать тексты, подобающие прекрасным гимнам, которые будут вспоминаться как песни.

В настоящее время Владыка завершает службу Всем русским святым и собирает службы и жития со всех уголков России и из-за рубежа.

Он редактирует литургические книги и сочиняет набожные гимны. Он вступает в переписку с учеными и краеведами, чтобы спасти церкви от разрушения и найти следы разрушенных и утраченных святынь.

Корпус служб русским святым, собранный архиепископом, был включен в Литургические протоколы Московского Патриархата 1970-1980 годов, он работал над созданием русского Типикона, над процедурой совмещения служб русским святым, совершаемых в один день, и над новым переводом православно-славянского текста богослужебных книг.

«Молитва всех вас спасет!»

Святитель Афанасий во время службы в Успенском соборе Свято-Троицкой Сергиевой Лавры.
Архиепископ Вениамин (Новицкий), справа. 30 сентября 1956 года. Фото: stsl.ru

Несмотря на немощь, архиепископ рассматривал возможность баллотироваться в епископальные викарии или завершить жизнь в монастыре, но его земной путь подходил к концу. В 1962 году, во время погребения мучеников Сергия и Вакха (20 октября н. э.) в своей домашней церкви, епископ, несмотря на недомогание, решил прочитать свой собственный Канон святым. На стихах к святым он слезно плакал.

После канона он обратился к присутствующим детям:

«Смотрите, Сергию и Вакху вбивали гвозди в пятки, но они стойко следовали за Христом. Где мы сейчас, почему мы не знаем, как встать на защиту Церкви Христа?».

Но теперь смерть приближалась. Владыка уже не мог говорить, погруженный в молитву. Однако за два дня до смерти он в последний раз тихо сказал: «Молитва спасет вас всех!». Затем он написал рукой на одеяле: «Боже, спаси!».  В воскресенье, 28 октября 1962 года, в день памяти святого Иоанна Суздальского, святой тихо предал свой дух Богу.

Он предвидел этот день и час заранее….. Уже в августе 1962 года Владыка Афанасий начал говорить, что пришло время его смерти. Уже в августе 1962 года Владыка Афанасий начал говорить, что пришло время его смерти. Когда кто-то сказал ему, что его близкие не могут вынести разлуки с ним, он ответил: «Должны ли мы быть так привязаны к человеку? Поступая так, мы нарушаем нашу любовь к Господу. Вы не одиноки, вы с Господом.

Отец Афанасий был похоронен рядом со своей матерью. В 2000 году, в праздник Покрова Пресвятой Богородицы, мощи Владыки были открыты, а 29 октября их торжественно перенесли в собор Рождества Богородицы на Московской улице во Владимире, где они пребывают и по сей день. А в 1920 году епископа Афанасия провели по Московской улице из тюрьмы во Владимире в здание НКВД, которое тогда располагалось во владимирском Рождественском монастыре. По дороге он встретил девушку Нину. Владыка благословил ее и сказал слова ободрения. Именно эта женщина, Нина Сергеевна Фиолкова, ухаживала за старым и больным Владыкой в последние годы его жизни и сопровождала его мощи спустя почти 80 лет.

Епископ Афанасий (Сахаров) был канонизирован Архиерейским Собором Русской Православной Церкви в августе 2000 года как новомученик и исповедник Российский.

***

Икона Святого Афанасия

Значение труда епископа Афанасия огромно; с одной стороны, он установил форму для будущих месс в честь памятных синодов — стран, епархий, монастырей, общин святых; с другой стороны, он показал очень редкий в те времена способ завершения служб святым: наши новомученики и исповедники, желая помолиться любимому святому или любимой иконе Божией Матери, составляли акафист, для которого не было поста.

Страдальцы также обращались к теме страданий Христа в тюрьме и на Голгофе. Среди авторов акафиста во времена гонений были. Святые мученики Вениамин Петроградский, Серафим (Звездинский), Аркадий (Остальский), архиепископы Феодор (Поздеевский), Арсений (Жадановский), церковный композитор Порфирий Петрович Мироносицкий, священник Пантелеймон Синайский, Игуменья София (Рачинская) из Браиловского монастыря, инженер-промышленник профессор Иван Аносов, митрополиты Иосиф (Чернов) и Варфоломей (Городцев), епископ Тихон (Тихомиров), протоиерей Николай Харьюзов и другие.

Служба епископа Афанасия вдохновила на гимнографическое творчество Русскую Зарубежную Церковь, где была создана Миния «Зарубежная», включающая в себя литургические тексты русской диаспоры. На «Посвящение русским святым» ссылается каждый современный гимнограф как на источник мудрости и вдохновения.

Некоторые из песнопений этого почитания Всех святых, просиявших в земле Русской, составленные епископом Афанасием, стали гимнами памяти святости Руси, освященной мученичеством XX века. Так, например, строфа «Приди к нам, небесным представителям, ищущим твоего милостивого присутствия…». призывает духовенство и паству молиться за всех православных христиан, пострадавших в годы гонений — «названных и неназванных, явных и неявных».

Стих описывает страдания тех, кто подвергается заключению, содержится под стражей и изнывает в заточении в самых традиционных словах гимна, взятых из Писания: «Как пленники и нацисты мы, кочуя с места на место и часто блуждая в воротах и горах». Страдальцы просят русских святых: «Дай нам облегчение, утиши бурю и угаси гнев, который против нас, умоляя Бога…». Эти слова отражают экклезиологию гонимого Православия в понимании святого исповедника Афанасия, в духе обращений Патриарха и Поместного Собора, в духе исповедальных слов священномученика Кирилла (Смирнова) о том, что

То, что гонения являются Божьим судом за церковные и исторические грехи служителей Церкви и народа, призывая их к покаянию, происходит по воле Божьей, и поэтому не подобает скорбеть, но молиться в надежде, что Бог дарует Своей Церкви мирное и безмятежное существование.

Посвящение всем русским святым удивительно гармонично, как в целом, так и в каждой своей части, каждой строфе. Недаром, в знак преемственности святости новомучеников святости российской, в богослужениях новомучеников часто включаются (как показано в решении Синодальной литургической комиссии о службах для Синода новомучеников и общих службах для комплексов новомучеников) стихиры «О Русская земля, святой град…». .», «О Русская Церковь, покори и возвысь…», «О Русские Святые, совершеннее Божественного…».

И как свидетельство от имени множества пострадавших за веру, существует гимн из стихов на вечерней службе Русским Святым, который часто поется в дни памяти новомучеников и который многие священники упоминают в своих проповедях в день Русских Святых: «Новый дом Евфрата, избранный народ, Святая Русь, храни веру православную, в которой найдешь подтверждение»!

Стремясь на деле исполнить этот завет основателей почитания всех русских святых, вся паства русского народа собирается в день праздника в православных храмах, где звучит молитва к нашим святым родственникам:

«О друзья Христовы, сосуды праведные, / вы все святые, просиявшие в России, / приходите среди нас невидимо, / инициируя празднование и пение / и одаривая невещественными дарами // тех, кто свято празднует ваш праздник.